Букинистический форум "СТАРАЯ КНИГА"
Текущее время: 28 мар 2024, 17:37

Часовой пояс: UTC + 2 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 4 ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Издательство «Academia»
Новое сообщениеДобавлено: 13 дек 2012, 07:51 

Автор темы
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 28 ноя 2011, 12:04
Сообщений: 4917
Откуда: CCCР
Cпасибо сказано: 141
Спасибо получено:
636 раз в 482 сообщениях

Добавить очки репутацииУменьшить очки репутации
Из истории издательства «Academia»
Часть 1


Представлять издательство «Асademia» не только библиофилам, но и просто жителям крупных городов нашей страны, думается, не нужно. Перестав существовать еще до начала Великой Отечественной войны, оно, как было принято в этих случаях говорить, «оставило неизгладимый след в истории издательской культуры РСФСР и других союзных республик». Но, заинтересовавшись историей «кумира» собирателей иллюстрированных изданий, мы сразу же столкнемся с весьма скудной информацией не только о его работе, но и о самих выпущенных «Аcademia» книгах. Xодить по букинистическим магазинам в Москве и Петербурге не торопитесь. Книги, о которых идет речь, там встречаются, но выбор весьма невелик, а главное, на потертых переплетах нет суперобложек — своеобразного оформительского «паспорта» изданий «Асаdemia». Найти какое-либо солидное издание, посвященное этим книгам, тем более, хорошо иллюстрированное мы не смогли и в меру наших скромных сил, попытались собрать, прежде всего, свидетельства людей участвовавших в работе издательства, а затем хотим описать возможно большее количество изданий с учетом интереса, который они могут представлять для библиофилов наших дней. Мы заранее приглашаем посетителей нашего сайта принять участие в этой работе. И начнем мы наши поиски с периода «туманной юности» книгопечатания только создававшегося СССР.

Период от возникновения этого издательства и до окончательного его становления, как «законодателя моды» в издательском деле, наиболее подробно описан в статье известного библиофила М.В. Раца «Academia». Заметки библиофила», в ней автор, в частности, пишет: «Издательство «Academia» было организовано в конце 1921 года как издательство Философского общества при Петроградском университете.

Вскоре в свет вышла и первая книга — это была «Религия эллинизма» известного исследователя античной культуры проф. Ф.Ф. Зелинского (сотрудничавшего еще в издательстве М. и С. Сабашниковых). Прославившаяся впоследствии марка издательства работы Г.П. Любарского впервые появилась на издании «Творений Платона» в 1922 году (От Академии Платона произошло, кстати, и название издательства). Первый редакционный совет «Academia» состоял из крупных ученых различных специальностей, главным образом историков, литературоведов, философов. В него входили: Н.В. Болдырев, С.А. Жебелев, Л.П. Карсавин, Э.Л. Радлов, А.А. Франковский.

Возглавлял издательство с момента его образования и до 1929 года Александр Александрович Кроленко (1889-1970). Это был издательский деятель нового, послереволюционного типа. Будучи юристом по образованию, Кроленко с детства любил и знал книги (этому способствовала и богатая домашняя библиотека). Первая мировая война прервала его юридическую карьеру. В 1920 году он возглавил библиотечный сектор Петроградского военного округа, а вскоре был приглашен Н.А. Котляревским на работу в издательство «Наука и школа». Здесь он приобрел первый опыт издательской работы. Ему-то и предложило Философское общество возглавить вновь создаваемое издательство. Под руководством А.А. Кроленко в течение нескольких лет издательство выработало свое направление, которое режиссер и художник Н.П. Акимов характеризовал как «систему Станиславского в книжном деле». С самого начала был принят серийный принцип изданий, но если в 1922 году серии носили научно-просветительский характер (например, «современная культура», серия книг о новых течениях в науке, искусстве, технике и общественной жизни, «Отдел точных наук», «История, литература, философия»), то уже в 1927-1928 гг. оформились серии совсем другого типа, легшие в основу всей дальнейшей работы издательства: «Сокровища мировой литературы», «Театральные мемуары», «Памятники литературного быта»…

… Первый период был вместе с тем и временем непрекращающихся организационных переустройств издательства. Уже в момент его создания было ясно, что одно Философское общество не сможет обеспечить широкую издательскую деятельность. Поэтому оно объединилось с другими университетскими научными обществами: Математическим, Историческим. Для укрепления материальной базы издательства на Литейном проспекте 40 был открыт магазин издательства «Academia». С этой же целью выпускались серии популярных брошюр «Новое право» (1923), «Радиобиблиотека» (1925-1926), детские книги. Насколько неустойчивым было положение издательства в те годы, свидетельствует шутка члена правления, искусствоведа и художника Н.Э. Родлова: «Да здравствует 31 декабря — единственный день в году, когда издательство уверено, что просуществует до конца года». В 1923 г. издательство было передано Институту истории искусств, что заметно повлияло на его книжный репертуар.

Тематика изданий «Academia» в то время была очень разнообразной, причем художественная литература занимала в ней самое незначительное место. С момента передачи издательства Институту истории искусств доминирует выпуск книг по теории литературы и искусства. Выходят ставшие классическими книги серии «Вопросы поэтики» (13 выпусков, 1923-1929), сборники «Поэтика» (5 выпусков, 1926-1929), в которых публикуются работы представителей так называемой формальной школы литературоведения (Ю.П. Тынянов, В.Б. Шкловский, Б.М. Эйхенбаум), в известной мере предвосхитившие современный системно структурный подход к анализу художественного текста. Публикуются книги по эстетике, истории театра, театральному искусству. Возникают, не получившие большого развития серии «Современные театральные художники», «Мастера современной литературы». Пожалуй единственное, что объединяет пестрый набор книг, издававшихся «Academia» в первые годы ее существования, это высокий интеллектуальный уровень изданий. Вероятно не случайно именно в «Academia» выходят работы А.А. Фридмана, замечательного советского математика, чьи идеи в области космологии сейчас признаны классикой естествознания.

С середины двадцатых годов все больший удельный вес в изданиях «Academia» занимает художественная литература. Выходит 19-томное собрание сочинений Анри де Ренье. Печатаются сочинения Жюля Ромена, Марселя Пруста и других. На первых порах это издания исключительно современной зарубежной литературы, которые носили характер элитарный, они предназначались еще для узкого круга знатоков и ценителей. Но довольно быстро ориентация издательства меняется в сторону широкого обращения к культурному наследию. В то время (конец двадцатых годов) вокруг вопроса об отношении к мировому культурному наследию шла сложная и острая борьба. Позиция, занятая в этой борьбе издательством «Academia», была программной: наследие гуманитарной культуры прошлого должно стать достоянием советских читателей. Из этой позиции логически вытекали и принципы научной подготовки текстов, вводных статей, комментариев, в известной мере — и принципы оформления книг.

В практической книжной деятельности, — писал А.А. Кроленко, — никогда не следует говорить о книге вообще, но каждый раз следует брать книгу в ее социальном разрезе с учетом особенностей ее потребителя». А «социальный заказ», который издательство считало необходимым выполнить, был достаточно сложен: речь шла о формировании новой советской интеллигенции при условии сохранения культурно-просветительских традиций предреволюционного времени. Именно с этой целью начинают в 1927 году формироваться новые, уже упоминавшиеся серии…

… Остается только удивляться тому, c какой последовательностью выполняются в дальнейшем издательские планы «Academia».

Планы эти основывались прежде всего на строгом и обдуманном отборе публикуемых произведений. Издательство преследовало при этом цель дать читателю возможно более полное представление о ходе развития художественной культуры человечества. Для этого наряду с выдающимися образцами мировой классики в планах издательства отводилось заметное место «второй линии литературы», т.е. писателям, которые не будучи классиками, отразили в своих произведениях критические, переломные и революционные моменты человеческой истории. С той же целью видное место в книжном репертуаре издательства отводилось эпосу, фольклору и материалам по истории культуры. В работе над всеми этими изданиями учитывались новейшие достижения литературоведения, текстологии, возросшие к тому времени требования к мастерству перевода. Однако и деятельность издательства «Academia» способствовала формированию советской переводческой школы, развитию отечественной текстологии и редакторского искусства. Работа над книгой в «Academia» носила во многих случаях научно-исследовательский характер, результаты этой работы находили отражение в выпущенных изданиях. Научный аппарат изданий «Academia» во многих случаях сохраняет свое значение до наших дней и может служить образцом редакционной работы. В качестве примера можно сослаться на издание «Мемуаров» Талейрана», вышедшее под редакцией Е.В. Тарле, в переводе и с примечаниями С.А. и Л.А. Фейгиных. Здесь особенно ценны характеристика Талейрана, данная во вступительной статье Е.В. Тарле (развернутой позднее в книгу ), и указатель имен, где на 80 страницах убористого текста Л.А. Фейгиной удалось дать поистине маленькую энциклопедию наполеоновской эпохи.

… Говоря о редакционной работе в издательстве, нельзя не упомянуть А.М. Эфроса, главного редактора серии «Французская литература» и соредактора серии «Искусствоведение», чьи статьи и комментарии зачастую представляли собой маленькие литературоведческие шедевры.

… Характер редакторской работы в «Academia» хорошо иллюстрирует выдержка из статьи П.Н. Беркова, предпосланной сочинениям Козьмы Пруткова:

… «Помимо дополнений основного текста в настоящее издание включен ряд материалов, облегчающих выяснение и восприятие социальной природы того своеобразного литературного явления, которое представляет К. Прутков. Во-первых, перепечатаны... письма А. и В. Жемчужниковых о Пруткове к А.Н. Пыпину, М.М. Стасюлевичу и А.С. Суворину, а также два затерянных интервью с А.М. Жемчужниковым. Затем дано описание «Архива» К. Пруткова с указанием авторов почти всех отдельных его произведений. Кроме того, сделана попытка собрать отражения Пруткова в музыке, театре и графике. Библиография произведений, отдельных изданий К. Пруткова и важнейшей литературы о нем заключает приложения. Издание снабжено рядом иллюстраций иконографического характера, а также некоторыми факсимиле. Помимо этого издательство поручило Н.В. Кузьмину орнаментацию оснавного текста книги. Издательству же принадлежит расположение этих иллюстраций.

_________________
Партнер нашего форума - Сервисный центр Apple "iGARAGE"


Пожаловаться на это сообщение
Не в сети
 Профиль WWW 
Cпасибо сказаноОтветить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Издательство «Academia»
Новое сообщениеДобавлено: 13 дек 2012, 08:15 

Автор темы
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 28 ноя 2011, 12:04
Сообщений: 4917
Откуда: CCCР
Cпасибо сказано: 141
Спасибо получено:
636 раз в 482 сообщениях

Добавить очки репутацииУменьшить очки репутации
… Вообще оформлению книг в издательстве «Academia» уделялось особое внимание. В изданиях памятников мировой литературы часто использовались иллюстрации старых мастеров, так что книги «Academia» вводили в обиход русского читетеля не только классические произведения, но и классическую графическую интерпретацию: «Робинзон» и «Гуливер» издавались с иллюстрациями Гранвиля, «Вертер» с иллюстрациями Ходовецкого и т.п.»

Сотрудничество с «Academia» многих видных ученых, литераторов, художников того времени, а также лиц, имевших все мыслимые и немыслимые дарования одновременно, да еще и умение сочетать их с активной общественной деятельностью, отмечает в своей книге «Издательские марки Петрограда-Ленинграда» и Л.М. Соскин, он пишет:

«Редакторами серий были такие выдающиеся ученые, литераторы, искусствоведы, как В. Бонч-Бруевич, В. Волгин, А. Дживелегов, А. Луначарский, И. Луппол, В. Невский, М. Розанов, А. Эфрос.

… Иллюстрировали и оформляли книги издательства крупнейшие ленинградские художники-графики (кстати, выполнившие немало издательских марок): Н. Акимов, В. Белкин, Е. Белуха, М. Кирнарский, В. Канашевич, А. Лео, Г. Любарский, Д. Митрохин, C. Пожарский, Л. Хижинский, П. Шиллинговский и многие другие. Позднее к ним присоединились и графики московской школы».

Энтузиазм безусловно был велик, ведь работа в «Academia» давала возможность, не отчитываясь на каждом шагу за «отсутствие идейной направленности», «буржуазные предрассудки» и «нездоровое увлечение формализмом» проявить себя в воссоздании того или иного «культурного слоя», сославшись в крайнем случае на решение cостоявших в редакции очень известных людей, компетентность которых обсуждать считалось неприличным. Однако были, если можно так выразиться, и «нестыковки», для большой группы творческих работников очевидно неизбежные. Отражение этих коллизий мы находим в воспоминаниях известного художника В.А. Милашевского «Моя работа в издательстве «Academia», он пишет следующее:

… «Строго издательского стиля в смысле вкуса, в издательстве «Аcademia» не было. Начисто не было! Этот предполагаемый стиль не только не был создан, но не мог быть создан и в дальнейшем по каким-то сложившимся бытовым, житейским отношениям. И прежде всего, что незримо чувствовалось в издательстве, это некие два класса или две касты. Каста комментаторов или «предисловщиков» — высшая каста, и низшая каста «услужающих» (якобы малограмотных) художников. Если художник в издательстве на некоем низшем месте и должен раболепно повиноваться представителям высшей касты, то ни о каком издательском стиле разговора быть не может. Русское «Возрождение книги» кануна первой империалистической войны предполагало высокое положение художника в издательстве. Ни Бенуа, ни Бакст, ни Сомов, ни Добужинский, ни Чехонин не допустили бы считать себя неким «вторым» или «третьим» сортом. Для них профессора и доценты Университета были просто людьми с захолустными вкусами. Уважение же к «научным силам» в издательстве «Academia» было таковым, что при полном невежестве в вопросах искусства директора издательства Каменева (Л.Б. Каменев был директором издательства «Academia» с 1932 по 1935 гг.), художник по своим «правам» в издательстве был отодвинут на место «услужающего» или даже «поденщика». Естественно, что любое мнение литературного редактора книги или автора предисловия было непререкаемым и раболепно выполнялось... При таком положении тяга была к привычному, к общепреемлемому, и к некоей «иммитации» того, что было когда-то! Скверный дерматин пытался изобразить из себя дорогую кожу!

(Этот конфликт особенно ярко выразился при издании «Пиквикского клуба»).

… Была и иная причина того, что издательство «Academia» не сумело обрести свое «лицо». Оно было, как бы, наследником ленинградского издательства «Academia». А книги этого издательства у новой публики НЭП’а имели потрясающий успех. В особенности такие издания, как «Тысяча и одна ночь» c рисунками начисто «иммита-ционными» Н. Ушина! Этот душок «подделки» под настоящую культуру был свойственен первым годам НЭП’а. Московское издательство (его руководящие деятели) не хотели потерять этот успех у вновь зарождающихся книголюбов, а иногда людей, у которых чувство собственности могло выражаться в покупке книг. Дух некоей безвкусицы ленинградских изданий был дорог и для Москвы! Читатель захлебывался от восторга, покупая книги «Academia». Однако нового этапа в области «культуры книги» не выходило...».

Оставим пока «на совести» В.А. Милашевского категоричность его заявления о «подделке под настоящую культуру» и попробуем внимательнее присмотреться к читателю (хотя бы Москвы, Петрограда-Ленинграда и других крупных городов) того времени — главному, если можно так выразиться, потребителю продукции «Academia». В этом нам поможет статья Натальи Васильевны Корниенко (члена-корреспондента РАН) «Массовый читатель 20-30-х годов» ¹). Вот цитата из этой статьи:

«После 1917 года маховик секуляризации русской культуры был запущен уже на полную государственную мощность. Основными элементами перехода от «старого» нравственно-религиозного жизнеустроения к материалистическому мировоззрению становилось «научное знание» и «новая книга». Именно на книгу (а шире — на литературу) возлагалась главная идеологическая функция».

Нам кажется целесообразным уточнить здесь понятие «старое» нравственно-религиозное жизнеустроение». Члену-корреспонденту РАН конечно виднее, но позволим себе заметить, что некоторые читатели книг юной Советской державы, при «старом жизнеустроении» послужив, например, в армии, успели заметить на воротах старорежимных городских парков объявления «Солдаты и собаки не допускаются». Очевидно воодушевленные таким уважением к их личности, будущие советские читатели, на общем молебне, прикрепляли к себе саперную лопату так, чтобы, при поклоне, она хлопнула по голове стоящего впереди однополчанина. Многие читатели, перед революцией состояли в «чертовой уйме», совсем небезопасных для их нравственности религиозных сект, оккультных лож, экстремисских националистических организаций и, наконец, жудковатый вопрос водителя «Антилопы гну» Козлевича: «Голые при луне танцевать не будете?» тоже, как нам представляется, был брошен в адрес советского читателя с дореволюционным стажем. Но это так, по ходу дискуссии.

Далее автор названной статьи пишет следующее:

«11 января 1918 года газета «Правда» печатает стихотворение И. Логинова «В библиотеке», излагающее культовое значение книги как орудия просвещения сознания широких народных масс:

Мой храм — библиотека,
Шкафы — иконостас,
А разум человека-
Нерукотворный Спас.
Не золото киота
Для разума наряд,
Но цифры переплета,
Что буквами горят…»

Для читателя, пережившего в империалистическую войну газовую атаку, да еще знакомого с трудами Папюса и Йога Рамачараки, цифры действительно могут загореться буквами. Нет в этом ничего удивительного, и не будем упрекать автора приведенного выше стихотворения. Да госпожа Корниенко и не упрекает, а только утверждает, что: «Установка на формирование не просто читателя, а читателя политически ориентированного входила в идеологию всех лидеров РКП(б), так или иначе выступавших в 20-е годы по вопросам литературы. Через «формовку советского читателя» был запущен механизм «формовки советского человека».

«Любопытные комментарии «от жизни» и «от русской литературы» к программе воспитания читателя в первые революционные годы содержатся в дневнике Пришвина. Так, рассказывая о встрече с Лебедевым-Полянским по поводу подписания договора в издательстве Френкеля на книгу сказок «Колобок», Пришвин записывает, что «сомнительным местом» известный партийный критик назвал слова: «С Божьей помощью». «Я прямо так и сказал Лебедеву-Полянскому, что книга моя — путешествие на север, совершенно невинная, но в одном месте сказано: «С Божьей милостью». Лебедев ответил: «Ничего, мы вычеркиваем о Боге, только если он бывает предметом агитации». В рукописи он обратил внимание на фразу: «Старуха похристосовалась с коровой», поморщился и сказал: «Суеверие».

… Компании чисток библиотек наталкивались на серьезное сопротивление (в «некоторых губерниях потребовалось вмешательство ГПУ, чтобы работа по изъятию началась», отмечалось в инструкции 1924 года) и изобиловали курьезами. Так, в «Инструкции по пересмотру книг в библиотеках» 1926 года как на пример формального отношения к делу указывалось, что среди изъятых книг встречаются не только сочинения Белинского, Герцена, Добролюбова, Пушкина, Гоголя и Толстого, но и сочинения Маркса, Энгельса и Ленина.

… Изменению подлежали также каталоги библиотек и аннотации к книгам. В инструкции 1926 года рекомендовалась следующая структура системного каталога из двух частей: «Каталог книг, широко рекомендуемых» и «Каталог книг, редко требуемых и не подходящих для широкого распространения», более того — «широкое распространение которых желательно пресечь». Причем второй каталог советовалось не выставлять, а давать лишь по спросу читателей-специалистов.

… Итак, мы видим картинку достаточно циничную: массовому читателю, именем и во имя которого так много вершилось в эти годы, предлагалось давать лишь нечто пропагандистски-нужное и понятное. Этот подлог и подмену именно в каталогах библиотек, пожалуй, наиболее беспощадному разоблачению подверг В. Маяковский в статье 1926 года «Подождем обвинять поэтов». Приведя список имен поэтов из каталога передвижной библиотеки ростовского губполитпросвета, где основные номера принадлежат отдельным книгам и «собранию сочинений Д. Бедного», Маяковский забывает как о соцзаказе, так и о жизнестроительных идеях, которые в наркомпросовском исполнении мало чем отличались от лефовских, и переводит современную библиотечно-книжную ситуацию в тему глобальную — об утрате читателя как традиционного (!) собеседника поэта: «Интересно, если рабочему и крестьянину после этих книг попадется даже Пушкин, Лермонтов, не говоря уже об Асееве, Пастернаке, Каменском, будут ли они считать эти книги тоже за поэзию, или у них создастся на это дело свой взгляд, исключающий всякую возможность остаться вдвоем с «никчемными», «туманными» и «непонятными» вещами?! Классиков ведь спрашивают хуже всего».

С общей характеристикой положения советского читателя тех лет (безусловно «крепко отутюженного» еще неотлаженной, но уже мощной пропагандистской машиной) данной в статье Н.В. Корниенко трудно не согласиться. Интересны также и некоторые курьезы на которые обращает внимание автор: «Лишь иногда, изнемогая в трудах по разработке рецептов решения вопроса об «авторско-читательской смычке», редкие критики признавались, что еще большей тайной, чем писатель, остается массовый читатель:

«Читатель, массовый читатель, до сих пор еще обитает как бы на «неведомой земле» — его ищут, часто не находят, а если и находят, то становятся в тупик: он, оказывается, Федот, да не тот… Авторы, в свою очередь, подобно неудачникам-путешественникам, тоже стараются найти дорогу к нему, и большинство из них до сих пор не знают, где он, кто он… Во всяком случае, читатель и теперь сохраняет свое инкогнито» ²).

«Инкогнито проклятое», выражаясь словами гоголевского городничего, с первых лет существования советской власти, явно не вписывалось в установленные идеологические рамки, как не вписывалось и в официальную идеологическую систему царской России. Диапазон его интересов был ужасающе широк — от Графа Салиаса до Иегудиила Хламиды, и от последнего до Андрея Белого и его хитроумного приятеля Рудольфа Штейнера. «Точку отсчета найти было нелегко».

_________________
Партнер нашего форума - Сервисный центр Apple "iGARAGE"


Пожаловаться на это сообщение
Не в сети
 Профиль WWW 
Cпасибо сказаноОтветить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Издательство «Academia»
Новое сообщениеДобавлено: 13 дек 2012, 08:17 

Автор темы
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 28 ноя 2011, 12:04
Сообщений: 4917
Откуда: CCCР
Cпасибо сказано: 141
Спасибо получено:
636 раз в 482 сообщениях

Добавить очки репутацииУменьшить очки репутации
… Компании чисток библиотек наталкивались на серьезное сопротивление (в «некоторых губерниях потребовалось вмешательство ГПУ, чтобы работа по изъятию началась», отмечалось в инструкции 1924 года) и изобиловали курьезами. Так, в «Инструкции по пересмотру книг в библиотеках» 1926 года как на пример формального отношения к делу указывалось, что среди изъятых книг встречаются не только сочинения Белинского, Герцена, Добролюбова, Пушкина, Гоголя и Толстого, но и сочинения Маркса, Энгельса и Ленина.

… Изменению подлежали также каталоги библиотек и аннотации к книгам. В инструкции 1926 года рекомендовалась следующая структура системного каталога из двух частей: «Каталог книг, широко рекомендуемых» и «Каталог книг, редко требуемых и не подходящих для широкого распространения», более того — «широкое распространение которых желательно пресечь». Причем второй каталог советовалось не выставлять, а давать лишь по спросу читателей-специалистов.

… Итак, мы видим картинку достаточно циничную: массовому читателю, именем и во имя которого так много вершилось в эти годы, предлагалось давать лишь нечто пропагандистски-нужное и понятное. Этот подлог и подмену именно в каталогах библиотек, пожалуй, наиболее беспощадному разоблачению подверг В. Маяковский в статье 1926 года «Подождем обвинять поэтов». Приведя список имен поэтов из каталога передвижной библиотеки ростовского губполитпросвета, где основные номера принадлежат отдельным книгам и «собранию сочинений Д. Бедного», Маяковский забывает как о соцзаказе, так и о жизнестроительных идеях, которые в наркомпросовском исполнении мало чем отличались от лефовских, и переводит современную библиотечно-книжную ситуацию в тему глобальную — об утрате читателя как традиционного (!) собеседника поэта: «Интересно, если рабочему и крестьянину после этих книг попадется даже Пушкин, Лермонтов, не говоря уже об Асееве, Пастернаке, Каменском, будут ли они считать эти книги тоже за поэзию, или у них создастся на это дело свой взгляд, исключающий всякую возможность остаться вдвоем с «никчемными», «туманными» и «непонятными» вещами?! Классиков ведь спрашивают хуже всего».

С общей характеристикой положения советского читателя тех лет (безусловно «крепко отутюженного» еще неотлаженной, но уже мощной пропагандистской машиной) данной в статье Н.В. Корниенко трудно не согласиться. Интересны также и некоторые курьезы на которые обращает внимание автор: «Лишь иногда, изнемогая в трудах по разработке рецептов решения вопроса об «авторско-читательской смычке», редкие критики признавались, что еще большей тайной, чем писатель, остается массовый читатель:

«Читатель, массовый читатель, до сих пор еще обитает как бы на «неведомой земле» — его ищут, часто не находят, а если и находят, то становятся в тупик: он, оказывается, Федот, да не тот… Авторы, в свою очередь, подобно неудачникам-путешественникам, тоже стараются найти дорогу к нему, и большинство из них до сих пор не знают, где он, кто он… Во всяком случае, читатель и теперь сохраняет свое инкогнито» ²).

«Инкогнито проклятое», выражаясь словами гоголевского городничего, с первых лет существования советской власти, явно не вписывалось в установленные идеологические рамки, как не вписывалось и в официальную идеологическую систему царской России. Диапазон его интересов был ужасающе широк — от Графа Салиаса до Иегудиила Хламиды, и от последнего до Андрея Белого и его хитроумного приятеля Рудольфа Штейнера. «Точку отсчета найти было нелегко».

_________________
Партнер нашего форума - Сервисный центр Apple "iGARAGE"


Пожаловаться на это сообщение
Не в сети
 Профиль WWW 
Cпасибо сказаноОтветить с цитатой  
 Заголовок сообщения: Re: Издательство «Academia»
Новое сообщениеДобавлено: 13 дек 2012, 08:21 

Автор темы
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 28 ноя 2011, 12:04
Сообщений: 4917
Откуда: CCCР
Cпасибо сказано: 141
Спасибо получено:
636 раз в 482 сообщениях

Добавить очки репутацииУменьшить очки репутации
Из истории издательства «Academia»
Часть 2


«В 1929 году издательство было переведено в Москву. Оторвавшись от своих корней, оно практически организовывалось заново. Однако, сложившийся к этому времени тип изданий «Academia», был настолько своеобразным и вместе с тем настолько отвечал потребностям своего круга читателей, что, продолжая мысль А. Эфроса, высказанную им в адрес издательства М. и С. Сабашниковых, можно сказать, произошло чудо «отделения»: «идея» издательства отделилась от сформировавших его людей и укрепилась на новой почве. «Вы — зачинатели, мы — продолжатели», — в этой краткой формуле М.П. Сокольникова (московского художественного редактора «Academia» 30-х годов) нашла выражение сложившаяся ситуация. Главным редактором издательства стал А.Н. Тихонов (Серебров), бывший сотрудник горьковской «Всемирной литературы». В работе издательства активное участие принимал М. Горький. Число выпускаемых издательством серий увеличилось. В каталоге 1930 года их шесть, в 1934 — 28. Правда некоторые из них вообще не осуществились, а в серии «Предшественники и классики атеизма» вышло всего две книги («О смертности души» Уриэля Дакосты и «Кимвал мира» Деперье).

Московский период оказался наиболее плодотворным. Самыми значительными (как по числу книг, так и по качеству изданий) были по-прежнему серии «Сокровища мировой литературы» и мемуары. Из специфически московских серий наибольший интерес представляют две: «Искусствоведение» (первоначальное название «Памятники искусства и художественного быта»), выходившая под редакцией А.В. Луначарского и А.М. Эфроса, и «Художественные издания» под редакцией А.Н. Тихонова.

Книги московской серии «Искусствоведение», в сущности примыкали к «Сокровищам мировой литературы»: от изданий предыдущего периода они отличались не только оформлением (теперь это были изящные томики, оформленные в духе «сокровищ», c иллюстрациями), но и содержанием.

Если в 20-х годах «Academia» издавала новейшие работы по искусству (что вполне отвечало статусу издательства Института истории искусств, то теперь, в соответствии с ориентацией на новые круги читателей в состав серии входила классика искусствоведения и истории искусства, публиковавшаяся либо впервые, либо в новых переводах, снабженных необходимым справочным аппаратом. В тридцатых годах, наряду с книгами Леонардо, Челлини, Вазари в серии вышли избранные сочинения «отца научного искусствоведения» И. Винкельмана, сборник «Венецианов в письмах художника и воспоминаниях современников». «Письма» Рубенса в переводе А. Ахматовой, двухтомника писем Ван Гога.

Несколько иной характер носили задуманные издательством серии художественных изданий с репродукциями и художественных альбомов, предвосхитившие широко известные современные издания такого типа. Из намечавшихся в этих сериях к изданию книг вышли: «Древнерусская миниатюра», «Фаюмский портрет», «Сассанидское серебро», «Русская крестьянская игрушка» Н. Церетели и др. Специального упоминания заслуживает сборник статей одного из крупнейших советских искусствоведов — Я.А. Тугенхольда «Искусство октябрьской эпохи», изданный в 1930 г. в оформлении Д.И. Митрохина.

В тридцатые годы «Academia» не прекращала и издания книг по литературоведению. Однако, как и в области искусствоведения, характер этих изданий изменился. Они теперь были посвящены в основном классике. Начала публиковаться серия «Летописи жизни и творчества» Толстого, Тургенева, Достоевского, Тютчева и др. Большой материал по истории русской литературы вошел в сборники «Звенья» ¹).

Так описывает М.В. Рац, выдержки из статьи которого мы уже приводили, «московский» период деятельности издательства. Назовем этот период, конечно условно, периодом расцвета «Аcademia». Легко заметить, что автор статьи настойчиво указывает на иную расстановку акцентов при выборе произведений художественной литературы, литературоведческих и искусствоведческих работ для серий, начатых в «ленинградский» период и, тем более, новых, чисто «московских».

Иными словами, выбор редколлегии, начавшей работу «Academia» уже в качестве респектабельного столичного издательства, и, заметьте, издательства государственного, все чаще стал склоняться к проверенным временем «шедеврам мировой литературы и научной мысли». Естественно! В.И. Ленин завещал строителям нового мира: «Взять все лучшее...» и т.д. Кроме того своеобразный литературный и художественный вкус такого авторитетного лица, как А.М. Горький (вспомним «Курсив мой» Нины Берберовой, где она описывает как классик советской литературы «рыдал над сочинением какого-то Огурцова», столь же искренне, как и над «Мадам Бовари» Флобера). Обсуждать литературные вкусы Горького уже тогда считалось плохим тоном, тем более, что многие деятели литературы и искусства были обязаны ему своим благополучием (недаром Ольга Форш в своем «Сумасшедшем корабле» написала: «Мы все прошли по нему, как по мосту»). Вкус, укрепившего к тому времени свой авторитет в партии и других руководящих органах, будущего «отца народов», тоже не следует сбрасывать со щитов. Но и преувеличивать влияние ЦК ВКПб на формирование личных библиотек граждан СССР не следует. Более того, в течение всего советского периода, явно прослеживается обратная зависимость. Только «мелкая сошка» неистово выдергивала из книг портреты «врагов народа» и, подобно герою «Мелкого беса» выносила из дома «строжайше запрещенные книги». В библиотеках же «солидных» людей, которые при любых обстоятельствах не «гикались», а, в худшем случае, «давали дуба», иллюстрированное издание «Истории Гражданской войны в СССР» мирно соседствовала с «Бесами» Достоевского (из полностью не осуществленного в той же «Academia» тиража), и даже, изданными в Берлине сборниками стихов Гумилева, Цветаевой, Нарбута и др. Книги дремали на полках «ответственных» работников, а если последних расстреливали, предварительно обыскав их квартиры, чинно переходили в книжные шкафы известных врачей, модных адвокатов и народных артистов, т.е. тех кто мог заплатить. На дачах в Кратово и Жуковке, за глухими заборами, многое читалось «утомленными солнцем» без всякого опасения.

Росло новое поколение, не видевшее как собирали у голодных солдат, в качестве пожертвования на укрепление русской армии, недавно выданные им (за участие в Брусиловском прорыве) георгиевские кресты; да и не слишком горевавшее о тех, кого увезли ночью из соседнего дома «чистильщики рядов». Жизнь брала свое. Времени оставалось ровно столько, чтобы успешно закончить школу, прочесть «Сервантеса», «Киплинга» и «Проспера Мериме», а потом кого-то собою закрыть, что-то протаранить, как сделали бы это Гаврош и герои «Двух капитанов», любой другой путь казался немыслимым.

Советская цензура конца 20-х — начала 30-х годов, представляется нам явлением в высшей степени загадочным. Она безусловно существовала, но, по выражению одного из героев, уже упоминавшегося нами романа «Бесы», «размахивала дубиной в темноте и попадала по своим». По здравому рассуждению демонически притягательные герои Оскара Уайльда могли быть куда опаснее для неокрепших душ молодых строителей коммунизма, чем поэтические образы того же Клюева. Но в области иностранной литературы тогдашняя цензура орудовала каким-то «дырявым решетом» через которое проскальзывали то Апулей, то Шодерло де Лакло, а то и Марсель Пруст — почитатель «агента антанты» Бергсона.; масоны же, вроде Герберта Уэлса, в молодой советской республике вообще чувствовали себя как дома. Но все это как-то легко уживалось одно с другим в общественном сознании. Читали «Опасные связи», «Декамерон» с «золотым» обрезом и «чистили» на комсомольских собраниях несчастных танцевавших «буржуазные» танцы. Пели песни на стихи Демьяна Бедного и совершенно не интересовались каким образом этот «бедный» пролетарский поэт собрал библиотеку, которой равных не было даже у великих князей. Мимо проезжал на собственном новеньком американском автомобиле, и не по городу Удоеву, а по Лубянской площади автор «Кортика»; и у них это не вызывало ни малейшего смущения. Опять что-то удивительно для нас знакомое. В этом смысле «читательский» вкус наших соотечественников почти не изменился. «Слово «гражданин» начало теснить привычное слово «товарищ», и какие-то молодые люди, быстро сообразившие, в чем именно заключается радость жизни, уже танцевали в ресторанах уанстеп «Дикси» и даже фокстрот «Цветок солнца...» Вот так! Лучше авторов «Золотого теленка» про «эстафету поколений» не скажешь.

Все эти многословные отступления нам нужны только для одной цели, чтобы понять условия в которых целая группа неглупых и разносторонне образованных людей принимала решение, что, когда, для кого и в каком количестве издавать и, наконец, удастся ли это успешно продать? Последний вопрос в начале 30-х годов был отнюдь не праздным. Это в начале 70-х издательство «Наука» могло позволить себе издавать книги вроде «Лунного грунта» (монографии на 500 страницах в роскошном переплете и суперобложке), издания которое купили 10-15 специалистов. «Аcademia» после таких опусов быстро было бы ликвидировано.

_________________
Партнер нашего форума - Сервисный центр Apple "iGARAGE"


Пожаловаться на это сообщение
Не в сети
 Профиль WWW 
Cпасибо сказаноОтветить с цитатой  
За это сообщение пользователю Bukinist "Спасибо" сказали:
Скриблерус, forbusy
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 4 ] 

Часовой пояс: UTC + 2 часа



 Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Вы можете начинать темы
Вы можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
 
cron